На нас по-прежнему вроде бы никто не смотрел. Мы поднялись и слегка обнявшись, как хорошие приятели, побрели к выходу. Бывает же, что мальчик просто дружит с девочкой? На самом пороге я обернулся и порадовался, что Даша этого не сделала. Нас все-таки заметили. Очкастая Женечка смотрела на нас во все глаза, и глаза эти за стеклами очков были такими огромными, как будто Женечка на расстоянии почувствовала, как нам с Дашей сейчас хорошо. Я только крепче сжал кулаки.
Мы забрели к пожарному щиту, который висел на задней стенке медпункта, и где обычно никто не бывал. Летний день входил в свои права, воздух стал жарким, но не горячим, с озера, шумя в кронах сосен тянуло ветерком. Даша ласково отвела мои руки, которыми я так всю дорогу и прикрывал ее обнаженные: я не мог бы подобрать сейчас верного слова: груди, сиськи, буфера? Эти чудесные, упругие, полные желания округлости ее тела.
– Ладно, – сказала она: – я хочу сделать последнюю ставку:
– Я проиграл, – сказал я, и тут же признался: – и я больше не могу: Мои яйца не железные, еще одного раза они не выдержат.
– Я ведь плавки сейчас сниму, – проворковала Дашка, – голая тут останусь. Ты этого не хочешь, что ли?
– Я этого не увижу, – взмолился я: – пойми ты, еще один удар твоей коленки, и я просто трупом лягу. Нет больше сил терпеть.
– А я, может, промахнусь, – многообещающе прищурилась Дарья. – и буду тут стоять перед тобой вся без одежки, и реветь от обиды. А?
Она так жалобно это сказала, что я почувствовал: сейчас снова кончу. Снова, но уже при свете дня упаду перед девушкой на колени в песок, и обкончаюсь, так, что шорты насквозь промокнут.
– А если не промахнешься? – прохрипел я, чувствуя, что пора менять тему.
– А если нет, – Даша взяла сама себя снизу ладошками за обнаженные грудки и блаженно потянулась, прижав их покрепче: – тогда уже ты разденешься и постоишь тут передо мной голый. А то я все раздеваюсь, раздеваюсь, а ты нет, и мне обидно конечно.
Блин! От этих слов мне стало еще хуже, то есть лучше. Безжалостно нывшие яйца сжались сами собой, член напрягся, готовый выбросить сквозь плавки и шорты очередную порцию наслаждения. У меня перехватило дыхание и я, прикрыв глаза только и простонал:
– Даша, я кончаю!
– А ну стой! – не открывая глаз, услышал я ее звонкий голосок и в следующую секунду получил в пах. Это было именно так, как обещала мне Даша в самый первый раз, когда началась наша роковая беседа у костра. По яйцам, коленкой, со всей дури. На этот раз Дашенька не промахнулась.
– О-о! – я завыл, как раненый лось, и покатился по песку, вскочил, посмотрел на Дашу вытаращенными глазами и побежал от нее, как будто боялся, что она еще и еще раз врежет мне своей безжалостной коленкой. На самом деле я просто не мог прийти в себя от позора, потому что совсем уже потерял и веру в свое мужество, и надежду выстоять против женского коварства. Мне было очень стыдно что глазастая, улыбчивая девчонка, на которой даже лифчика нет, смогла так меня отделать и унизить. К тому же и бежать быстро я не мог, то и дело садился на корточки, или падал на спину, выл, снова поднимался. И каждый раз видел рядом усмехающуюся Дашку. Лифчик она кое-как нацепила, чтобы не бояться случайной встречи с кем-нибудь из ребят, так что у меня не было даже призрачного утешения, что ей тоже не по себе. С издевательским сочувствием она спрашивала снова и снова:
– Ты кончил или нет? Ты же не кончил?
Я наконец остановился у проволочной сетки и глядя на девчонку с ненавистью, прошептал:
– Нет, не кончил: Мне не до того сейчас: Мне к доктору надо: Ты меня покалечила, стерва глазастая:
И, спотыкаясь взобрался на крыльцо, над которым красовалась надпись “Медпункт”.
Настя, в своем белом халате сидела за столом и с интересом глядела на нас с Дашкой, запыхавшихся и растрепанных.
– Ну что, Дашенька? – спросила она весело: – ты всё-таки обыграла Сережу?
Я застонал от обиды. Я понимал, что надежды на Дашкино благородство нулевые и сейчас она окончательно опозорит меня перед Настей, которая со вчерашнего дня стала для меня почти что близким человеком.
– Ага, – простонал я: – она меня сделала!
– Да какое там! – сказала вдруг Даша с горечью: – я же стерва. Я же сука. Я же блядь.
Настя поднялась, одернула на тугих бедрах коротенький белый халат. Она была хороша, со своей рыжей беспорядочной прической и заинтересованной улыбкой:
– Это почему, Дашенька?
– Я ему проиграла, – сказала Дашка: – в шахматы проиграла, а коленкой по яйцам выиграла. Коленкой по яйцам, когда он глаза закрыл и ноги раздвинул. Ну разве не сука?
– Есть немного, – одобрительно заметила Настя: – хвалю за самокритику. Сколько еще раз?
– Сегодня с утра еще два, – я хотел говорить спокойно, но не мог, ком в горле мешал: – и оба раза точно по шарам: Настя, я не могу больше: Я наверное теперь не смогу:
– Ну давай, показывай, что у тебя там: – дружески предложила Настя. – Хочешь, помогу?
– Хочу: – только и смог я сказать, и вспомнил, как совсем недавно слышал тоже самое от Дашеньки, и таким же слабым дрожащим голосом повторил: – Хочу, Настя. Помоги.
Настя, как всегда ловкими, чуткими пальцами расстегнула мои шорты и разом опустила их до колен вместе с трусами:
Она даже не посмотрела на Дашу. А я смотрел на Дашу не отрываясь. Я стоял перед ними обеими без трусов, со вставшим дыбом членом, и горько сожалел, что не согласился на последнюю ставку. Ведь теперь Дашка всем расскажет, что раздела меня догола, а сама в этом состязании трусики сохранила, и самого главного мне не показала. Избила и раздела, что может быть позорнее. И помогла ей в этом Настя, моя Настя, которая вчера так ласково, так по доброму отнеслась ко мне, такое счастье мне подарила, пусть немножко игрушечное, но незабываемое. И вот теперь она мне отомстила за Дашу, просто потому, что обе они девчонки, а я мальчик: Мальчик:
– Настя: – хотел сказать я.
Но рыжая девушка остановила меня и показала глазами, чтобы я присмотрелся к Даше. Я присмотрелся, хотя знал, что увижу – насмешку, злорадство и торжество:
Даша смотрела без всякой насмешки. Такого лица я еще не видел у нее, не видел ни у одной девчонки. Глаза ее были полуприкрыты, пересохшие губы она облизывала кончиком языка. И она дышала, часто, прерывисто. Бретелька наспех застегнутого лифчика сползла с одного плеча и левая грудь снова была на свободе и во всей красе.
Даша была сейчас жалкая, и от этого еще более прекрасная. Она не принадлежала себе, она хотела того, на что смотрела.
И смотрела Дашка на меня. Вернее на самую затвердевшую и победно выпрямленную часть моего тела, которую Настя так заботливо обнажила и сейчас бережно трогала умелыми пальчиками. Даша смотрела на мой член, и думала только о нем.
Словно загипнотизированная она пошла вперед, на полдороге остановилась, и небрежно, в два шага стянула с себя шортики вместе с трусиками. Дашка теперь была совсем голая:
– Настя, я хочу! – умоляюще прошептала она: – я очень хочу! Я умираю, до чего я хочу!
Рыжая девушка ловко опустила одну руку, и подушечкой среднего пальца поймала стонущую глазастую девчонку за то самое место, которое я случайно нашарил, когда щупал ее киску, ее грустную, мокрую мохнатую зверушку. Одно движение Настиного пальца, и Даша замерла, запела, завыла от наслаждения.
– Вот это называется клитор, – доверительно объяснила мне Настя, пальцами другой руки бережно, но крепко обхватив мое орудие, которое не захотело после этого остаться на месте а задвигалось в ее руке туда сюда, причем помимо моей воли: – помнишь я вчера тебе рассказывала? Самое чувствительное место на теле любой женщины. Захочешь когда-нибудь отомстить Дашеньке за сегодня, бей прямо сюда.
– Бей прямо сюда! – словно эхо отозвалась Дашенька и тоже, почти так же, как я начала ерзать, нетерпеливо помогая Насте теребить свое заветное местечко.
– А как же соски? – спросил я, с трудом переводя дыхание. Я почему-то вспомнил Анжелу, и почему-то подумал, что Сенька ее до конца смены все-таки трахнет где-нибудь в лесу, а может и она его первая.
– А как же соски? – снова эхом откликнулась Дашка и посмотрела на меня с каким-то заговорщицким видом.
– По соскам, это не бить надо, – наставительно заметила Настя и решительно, но твердо развела нас Дашенькой чуть подальше друг от друга: – это ребятки мои, надо давить, щипать, кусать, тогда девочка затанцует, запоет, что ей скажут. Я вас, ребята, друг к другу не подпущу. Я тут главная по девственности. Поэтому Сережа Дашеньку не забрызгает. А что нравитесь вы друг другу немножко, это я и так поняла. Помочь, а?
Страницы: [ 1 ] [ 2 ]